Неточные совпадения
И тут я с печи спрыгнула,
Обулась. Долго слушала, —
Все тихо, спит семья!
Чуть-чуть я дверью скрипнула
И вышла. Ночь морозная…
Из Домниной избы,
Где парни деревенские
И
девки собиралися,
Гремела
песня складная.
Любимая моя…
Здоровый, свежий, как
девка, детина, третий от руля, запевал звонко один, вырабатывая чистым голосом; пятеро подхватывало, шестеро выносило — и разливалась беспредельная, как Русь,
песня; и, заслонивши ухо рукой, как бы терялись сами певцы в ее беспредельности.
— Себя, конечно. Себя, по завету древних мудрецов, — отвечал Макаров. — Что значит — изучать народ?
Песни записывать?
Девки поют постыднейшую ерунду. Старики вспоминают какие-то панихиды. Нет, брат, и без
песен не весело, — заключал он и, разглаживая пальцами измятую папиросу, которая казалась набитой пылью, продолжал...
И вот эта чувственная, разнузданная бабенка заставляет слушать ее, восхищаться ею сотни людей только потому, что она умеет петь глупые
песни, обладает способностью воспроизводить вой баб и
девок, тоску самок о самцах.
Сильно обескуражили его под конец и
песни девок, начинавшие переходить, постепенно с попойкой, в нечто слишком уже скоромное и разнузданное.
Калганов не хотел было пить, и хор
девок ему сначала не понравился очень, но, выпив еще бокала два шампанского, страшно развеселился, шагал по комнатам, смеялся и все и всех хвалил, и
песни и музыку.
Она упала на свое кресло и закрыла лицо ладонями. В эту минуту вдруг раздался в соседней комнате слева хор собравшихся наконец мокринских
девок — залихватская плясовая
песня.
Сумасшедший резчик был на вид угрюм и скуп на слова; по ночам пел
песню «о прекрасной Венере» и к каждому проезжему подходил с просьбой позволить ему жениться на какой-то
девке Маланье, давно уже умершей.
— Как погляжу я, барин, на вас, — начала она снова, — очень вам меня жалко. А вы меня не слишком жалейте, право! Я вам, например, что скажу: я иногда и теперь… Вы ведь помните, какая я была в свое время веселая? Бой-девка!.. так знаете что? Я и теперь
песни пою.
Кирила Петрович ходил взад и вперед по зале, громче обыкновенного насвистывая свою
песню; весь дом был в движении, слуги бегали,
девки суетились, в сарае кучера закладывали карету, на дворе толпился народ. В уборной барышни перед зеркалом дама, окруженная служанками, убирала бледную, неподвижную Марью Кириловну, голова ее томно клонилась под тяжестью бриллиантов, она слегка вздрагивала, когда неосторожная рука укалывала ее, но молчала, бессмысленно глядясь в зеркало.
До
песен я не больно падок,
девкамЗабава та мила, а Бобылю
Ведерный жбан сладимой ячной браги
Поставь на стол, так будешь друг. Коль хочешь,
Играй и пой Снегурочке; но даром
Кудрявых слов не трать, — скупа на ласку.
У ней любовь и ласка для богатых,
А пастуху: «спасибо да прощай...
— Не иначе, как на чердак… А кому они мешали! Ах, да что про старое вспоминать! Нынче взойдешь в девичью-то — словно в гробу
девки сидят. Не токма что
песню спеть, и слово молвить промежду себя боятся. А при покойнице матушке…
Дальше вынесли из кошевой несколько кульков и целую корзину с винами, — у Штоффа все было обдумано и приготовлено. Галактион с каким-то ожесточением принялся за водку, точно хотел кому досадить. Он быстро захмелел, и дальнейшие события происходили точно в каком-то тумане. Какие-то
девки пели
песни, Штофф плясал русскую, а знаменитая красавица Матрена сидела рядом с Галактионом и обнимала его точеною белою рукой.
Девки в лес, я за ними», — веселая
песня, которую, однако, он поет с такою скукой, что под звуки его голоса начинаешь тосковать по родине и чувствовать всю неприглядность сахалинской природы.
С этого разговора
песни Наташки полились каждый вечер, а днем она то и дело попадала Груздеву на глаза. Встретится, глаза опустит и даже покраснеет. Сейчас видно, что очестливая
девка, не халда какая-нибудь. Раз вечерком Груздев сказал Артему, чтобы он позвал Наташку к нему в балаган: надо же ее хоть чаем напоить, а то что
девка задарма горло дерет?
Старая Ганна торопливо перебежала по берегу, поднялась на пригорок, где по праздникам
девки играли
песни, и через покосившийся старый мост перешла на туляцкую сторону, где правильными рядами вытянулись всё такие крепкие, хорошие избы.
Одни
девки, как беспастушная скотина, ничего знать не хотели и только ждали вечера, чтобы горланить
песни да с парнями зубы скалить.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь
песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в
девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Читая молитвы, он начинал вспоминать свою жизнь: вспоминал отца, мать, деревню, Волчка-собаку, деда на печке, скамейки, на которых катался с ребятами, потом вспоминал
девок с их
песнями, потом лошадей, как их увели и как поймали конокрада, как он камнем добил его.
Или вот придет в келью к матери игуменье, напьется пьян, да и заставит
девок плясать да
песни петь… ну, и пляшут, — не что станешь делать-то!
Однако понадеялся я, выходит, понапрасну. У Map-темьяна застал я
девок зюздинских: сидят бесстыжие и тоже духовные
песни распевают, словно молитвой занимаются. Промеж них, вижу, сидит мужчина, здоровенный такой, лицо незнакомое.
После обеда иногда мы отправлялись в театр или в кафе-шантан, но так как Старосмысловы и тут стесняли нас, то чаще всего мы возвращались домой, собирались у Блохиных и начинали играть
песни. Захар Иваныч затягивал:"Солнце на закате", Зоя Филипьевна подхватывала:"Время на утрате", а хор подавал:"Пошли
девки за забор"… В Париже, в виду Мадлены 13, в теплую сентябрьскую ночь, при отворенных окнах, — это производило удивительный эффект!
Но Лукашка, продолжая петь, дернул ее сильно за руку и вырвал из хоровода на середину. Оленин, успев только проговорить: «приходи же к Устеньке», отошел к своему товарищу.
Песня кончилась. Лукашка обтер губы, Марьянка тоже, и они поцеловались. «Нет, paз пяток», говорил Лукашка. Говор, смех, беготня заменили плавное движенье и плавные звуки. Лукашка, который казался уже сильно выпивши, стал оделять
девок закусками.
— Брешет он, чорт! — сердито сказал Лукашка: — не такая
девка. А то я ему, старому чорту, бока-то отомну. — И он запел свою любимую
песню.
— Хорошо. Это легко… Что же, ты парню белому достанешься, Марьянка, а? а не Лукашке? — сказал Белецкий, для приличия обращаясь сначала к Марьянке; и, не дождавшись ответа, он подошел к Устеньке и начал просить ее привести с собою Марьянку. Не успел он договорить, как запевало заиграла другую
песню, и
девки потянули друг дружку.
На площади, против отворенной и освещенной двери лавки, чернеется и белеется толпа казаков и
девок и слышатся громкие
песни, смех и говор. Схватившись рука с рукой,
девки кружатся, плавно выступая на пыльной площади. Худощавая и самая некрасивая из
девок запевает...
Оленин, выйдя за ним на крыльцо, молча глядел в темное звездное небо по тому направлению, где блеснули выстрелы. В доме у хозяев были огни, слышались голоса. На дворе
девки толпились у крыльца и окон, и перебегали из избушки в сени. Несколько казаков выскочили из сеней и не выдержали, загикали, вторя окончанию
песни и выстрелам дяди Ерошки.
Лукашка с Назаркой, разорвав хоровод, пошли ходить между
девками. Лукашка подтягивал резким подголоском и, размахивая руками, ходил посередине хоровода. «Что же, выходи какая!» проговорил он.
Девки толкали Марьянку: она не хотела выйти. Из-за
песни слышались тонкий смех, удары, поцелуи, шопот.
— Что, скурехи,
песен не играете? — крикнул он на
девок. — Я говорю, играйте на наше гулянье.
Как мы уже сказали, был Петров день. Благодаря этому обстоятельству комаревские улицы были полны народа; отовсюду слышались
песни и пискливые звуки гармонии. Но Ваня ни на минуту не остановился, чтобы поглазеть на румяных, разряженных в пух и прах
девок, которые ласково провожали его глазами.
Потом народ рассыпался частью по избам, частью по улице; все сии происшествия заняли гораздо более времени, нежели нам нужно было, чтоб описать их, и уж солнце начинало приближаться к западу, когда волнение в деревне утихло;
девки и бабы собрались на заваленках и запели праздничные
песни!.. вскоре стада с топотом, пылью и блеянием, возвращая<сь> с паствы, рассыпались по улице, и ребятишки с обычным криком стали гоняться за отсталыми овцами… и никто бы не отгадал, что час или два тому назад, на этом самом месте, произнесен смертный приговор целому дворянскому семейству!..
Девки и молодки в красных и синих кумачных сарафанах, по четыре и более, держа друг друга за руки, ходили взад и вперед по улице, ухмыляясь и запевая веселые
песни; а молодые парни, следуя за ними, перешептывались и порою громко отпускали лихие шутки на счет дородности и румянца красавиц.
В эти святки то же самое было. Собрались
девки под Новый год и запели «Кузнеца», «Мерзляка», «Мужичков богатых», «Свинью из Питера». За каждой
песней вынимали кольцо из блюда, накрытого салфеткой, и толковали, кому что какая
песня предрекает. Потом Анютка-круглая завела...
Так прошло рождество; разговелись; начались святки;
девки стали переряжаться, подблюдные
песни пошли. А Насте стало еще горче, еще страшнее. «Пой с нами, пой», — приступают к ней девушки; а она не только что своего голоса не взведет, да и чужих-то
песен не слыхала бы. Барыня их была природная деревенская и любила девичьи
песни послушать и сама иной раз подтянет им. На святках, по вечерам, у нее
девки собирались и певали.
Звон гусель и весёлую игру
песни Серафима заглушил свист парней; потом запели плясовую
девки и бабы...
По праздникам, вечерами,
девки и молодухи ходили по улице, распевая
песни, открыв рты, как птенцы, и томно улыбались хмельными улыбками. Изот тоже улыбался, точно пьяный, он похудел, глаза его провалились в темные ямы, лицо стало еще строже, красивей и — святей. Он целые дни спал, являясь на улице только под вечер, озабоченный, тихо задумчивый. Кукушкин грубо, но ласково издевался над ним, а он, смущенно ухмыляясь, говорил...
Ястребок на руках давай ходить, всех
девок перепужал до смерти, а Слава-богу
песни задувает и все по-своему лопочет, как лесной…
Чтобы доставить и мне среди общества занятие, приятное другим, наставник принялся петь со мною псалмы, чем мы усладили беседу до того, что и
девки затянули свои
песни, парубки к ним пристали — и пошла потеха?
Когда мы вошли, он с одной
девкою пел
песню:"Зелененький барвиночку", и остановился на полуслове…
Несмотря на то, что день был прекрасный, народ не выходил гулять;
девки не собирались
песни петь, ребята фабричные, пришедшие из города, не играли ни в гармонию, ни в балалайки, и с девушками не играли.
Долго продолжалось в этот день веселье в селе Кузьминском. Уж давно село солнце, уже давно полночь наступила, на небе одни лишь звездочки меж собою переглядывались да месяц, словно красная
девка, смотрел во все глаза, — а все еще не умолкали
песни и треньканье балалайки, и долго-долго потом, после того как все уж стихло и смолкло, не переставали еще кое-где мелькать в окнах огоньки, свидетельствовавшие, что хозяйкам немало стоило труда уложить мужей, вернувшихся со свадебной пирушки кузнеца Силантия.
Скрепя сердце подходила она к воротам; а между тем вдалеке, по улице, с веселыми
песнями и кликами неслись купаться целые рои молодых
девок: все, кто только был молод из них по деревне, спешили присоединиться к веселой толпе, и одна только Акулина-сиротинка утирала слезу да спешила запереть за собою дверь тесной, душной лачуги…
Спиридоньевна(продолжая). Да, а тут как пошабашили, народ тоже подпил:
девки да бабы помоложе, мало еще, кобылы экие, на полосе-то уходились, стали
песни петь и в горелки играть. Глядь, и барин к ним пристал: прыгает, как козел, и все становится с твоей Лизаветой в паре и никак ладит, чтоб никто ее не поймал. Дивовали, дивовали мы в те поры: «Чтой-то, мол, это, матоньки мои, барин-то уж очень больно Матренину Лизавету ласкает?»
В начале улицы еще было ветрено, и дорога была заметна, но в середине деревни стало тихо, тепло и весело. У одного двора лаяла собака, у другого баба, закрывшись с головой поддевкой, прибежала откуда-то и зашла в дверь избы, остановившись на пороге, чтобы поглядеть на проезжающих. Из середины деревни слышались
песни девок.
Девки уходят по тропинке ко двору. Слышны
песни и бубенцы.
Гумно. На первом плане одонье, слева ток, справа сарай гуменный. Открыты ворота сарая; в воротах солома; в глубине виден двор и слышны
песни и бубенцы. Идут по дорожке мимо сарая к избе две
девки.
В праздничные дни сгоняли после обедни крестьянских
девок и баб на лужок перед домом для хороводов и
песней.
У нас у всех девушек есть… ну, понимаешь… приятели. Посмотри в праздник, сколь хорошо: на улице сидят все вместе; а ты вот со мной никогда не погуляешь. По крайности я перстенек покажу, что есть у меня такой парень, который меня верно любит. Ты приезжай ужо пораньше, заложим тройку, насажаем
девок, поедем кататься с
песнями.
Груша. Да уж больно весело на улице-то: парии гуляют,
девки гуляют,
песни играют, не ушел бы от них, кажется. Я погреюсь да опять пойду. Что-то мне сегодня уж больно весело,
девке.
Груша (одна). Замужем-то жить трудно! Угождай мужу, да еще какой навернется… Все они холостые-то хороши!.. Еще станет помыкать тобой. А
девкам нам житье веселое, каждый день праздник, гуляй себе — не хочу! Хочешь — работай, хочешь —
песни пой!.. А приглянулся-то кто, разве за нами усмотришь. Хитрей
девок народу нет. (Поет
песню.)